Цитата начинается с "в-четвёртых", поскольку является окончанием предыдущей.
...Наконец, в-четвёртых, в русской культуре весьма своеобразно сосуществуют общеимперское и национальное. У нас очень бережно относятся к национальному искусству - и нативно-американскому, и афро-американскому, и другим, - но они слиты в одно, которое и есть американское. Представить себе отдельное существование в культурном мейнстриме искусства индейцев гуарани или семинолов довольно затруднительно в отличие от его элементов в общем искусстве. Похожим образом обстояло дело в России в период Второй Империи, во всяком случае все шло именно к этому. Но сейчас ситуация не совсем такова - отдельно существует немецкое искусство, отдельно - сербское, отдельно - казахское и т. д.; естественно, есть и русское, оно же общероссийское. Это не связано напрямую ни с национальностью авторов, ни с местом действия книги или фильма: может быть произведение, использующее местный материал, но его действие легко представить происходящим среди другого народа, - а может быть иначе, как с нашумевшим осетинским фильмом позапрошлого года "Мне отмщенье", который глубоко национален по духу, и происходящего там не перенесёшь в среду русских или немцев. Нет только отдельного русского искусства - не в силу какой-либо ущемлённости или неполноценности русского народа, а потому что русское искусство и есть общеимперское, и своего отдельного ему не нужно. В этом и проявляется то положение, что русский народ - народ имперский по своей сути. Национальный колорит проявляется и в других элементах культуры - в еде, одежде, интерьерах и т. д. Причем если у нас этнические элементы воспринимаются как увлекательное гастрономическое или дизайнерское путешествие, то в России это воспринимается всеми как своё: русский считает немецкий вайсвюрст или тюркскую казы "нашим" кушаньем, хотя, если его спросить прямо, он, естественно, не отнесёт его к русской кухне в узком смысле.
Если же попытаться выявить не стилистические, а содержательные особенности российского искусства по сравнению с нашим, то они явно жёстче. Причем я имею в виду не жестокость, то есть количество натуралистических сцен насилия - этого у них как раз меньше, - а именно жёсткость в восприятии и передаче жизни. Существенно реже, чем у нас, там встречается хеппи-энд и гораздо чаще - печальный конец; причём дело здесь вовсе не в общественно-обличительном характере искусства, потому что печальный финал характерен и для повествований о вполне благополучных и даже героических периодах жизни страны.
Вероятно, таково отражение глубинного мироощущения русских (по крайней мере, одной из его сторон) - трагического, не верящего в истинное счастье в этом мире, погрязшем во зле, считающего страдания и боль торной дорогой к высотам духа.
Михаил Юрьев, "Третья Империя"
Вот, кстати, о жёсткости нашего искусства. Полагаю, что эта жёсткость (а автор её не выдумал, она существовала в советский период, да и сейчас пробивается через заимствованные у Холливуда клише) связана с более, если можно так сказать, близкими отношениями нашего народа со Смертью.
Американец потому любит хэппи-энды, что всячески старается замаскировать для себя наличие Смерти. Для него начавшиеся титры означают, что дальше всё по умолчанию будет красиво и хорошо. Нам же, конечно, такой подход видится инфантильным.
Именно поэтому западному зрителю взрывали мозг фильмы вроде "Отступников" Скорсезе, где для главного положительного героя хэппи-энд предусмотрен не был. У нас же подобный исход не вызывает удивления.
Но, ЧСХ, в итоге Смерть всё равно побеждает. В том смысле, что фильмы, где её появление в конце если не показано, то предполагается, в итоге признают частью американского национального достояния, как это было с "Беспечным ездоком".
Journal information
Второе правило Клуба - никаких правил.UPD (май'14). Пора изменить второе правило Клуба таки пришла. Связано это с тем, что некоторое время назад я начал писать…